[morgancomyniti]

Обожатели нашего ненаглядного big brother Brian, вы здесь есть? Давайте я попробую порадовать вас его историей.

Автор:  Ice Truck Killer
Фэндом: Декстер
Название: Головоломка
Персонажи: Брайан Мозер, Лора Мозер, Декстер Морган и постепенно все-все-все
Рейтинг: R
Жанр: ангст, драма, детектив, психология, даркфик, songfic
Размер: миди
Статус: в процессе
Предупреждение: ОЖП, насилие, смерть персонажа
Саммари: Как добродушный ребенок мог стать безжалостным маньяком? Причина - в начале. В самом начале.

Пазл первый. Недетские игры.

Пазл первый. Недетские игры.

No matter how many deaths that I die, I will never forget.
No matter how many lives that I live, I will never regret.
There is a fire inside of this heart and a riot
About to explode into flames.
Where is your God? Where is your God? Where is your God?

Весь день было невыносимо душно. В доме находиться не было никакого желания, а решение устроить пикник в собственном дворе оказалось самым удачным из всех передуманных вариантов. Летнее солнце, жгущее своими лучами верхушки деревьев, сочная трава, приятно щекочущая босые ноги, только что состряпанные сэндвичи и лимонад, и счастливый детский смех, ласкающий слух.
Привычно заплетенные в два хвостика волосы позволяли нежиться на солнце, подставляя лицо и плечи для легкого загара. Лора любила вот так просто лежать на покрывале, расстеленном на лужайке у дома, смотреть на проплывающие по небу облака и разглядывать в них диковинных животных. Стоило ей только увидеть похожее на сказочного дракона облако, как она готова была прокричать об этом на весь двор, чтобы ее ненаглядные мальчишки обязательно подняли свои удивленные лица вверх и попытались включиться в эту забавную игру. Но сыновья были уж слишком увлечены новеньким велосипедом. Брайан заботливо придерживал раму и объяснял младшему брату, как правильно ездить. Лора не спешила убеждать своего старшенького в том, что опыт быстрее поможет Декстеру оседлать монстра, чем теоретические пояснения. Не смотря на небольшую разницу в возрасте, Брайан был очень серьезным и собранным. Его искренняя привязанность к брату и стремление оберегать его от всяческих невзгод умиляли не только Лору, но и всех, кто знал эту скромную семью.
Всей это жизни могло и не быть, если бы прошлое мисс Мозер всплыло наружу. Она всегда считала, что дети буду ее ненавидеть, стоит им узнать позорную правду. Но теперь торговля наркотиками в прошлом. Работа с запрещенными препаратами обусловлена лишь помощью полиции в поимке наркодилеров, но не более. Это можно назвать своего рода доблестной помощью защитникам закона. Деньги за риск ей платят приличные, а дети – в полной безопасности под крылом целого полицейского участка Майами.
- Брайан, дорогой, ты не мог бы принести желтый лак? – окликнула сына Лора. Она только заметила, что лак на указательном пальце правой руки совсем потрескался и его стоило бы привести в порядок. Неудивительно, что именно с желтым лаком постоянно были проблемы – он был другой марки. Ее любимая фирма производила и зеленый, и оранжевый, и фиолетовый, и розовый цвета лаков, но почему-то желтый обделила вниманием. – Брайан?
Лора приподнялась на локтях и настороженно посмотрела назад, где ее мальчики только что осиливали премудрости сложнейшего устройства, величаемого велосипедом.
- Байни, не догонишь! – звонко заявил Декстер, скрываясь за углом их небольшого, но уютного дома.
Брайан остановился, не зная, что выбрать: помочь маме или же бежать за младшим братом. Лора улыбнулась и махнула рукой, отпуская сына играть. Брайан тут же просиял и припустил следом за Декстером – уж что-что, а проигрывать брату в играх он не любил.
Поднявшись, Лора потянулась и поприветствовала проезжающего мимо почтальона – Тимми Барстона, который подрабатывал разносчиком газет, чтобы помочь деньгами своей заболевшей матери. Лора всегда восхищалась этим мальчишкой за его усердие и добродушие. Чем-то он даже напоминал ей сыновей, поэтому она не сомневалась, что ее любимые и единственные мужчины обязательно будут заботиться о ней, если в этом возникнет необходимость.
Разноцветные ногти глухо стукнули по дверной ручке. Дверь скрипнула, но Лора так и не вошла в дом, чтобы взять свой желтый лак. Грохот, доносящийся с заднего двора, заставил ее прислушаться. Она бы решила, что ей померещилось, если бы звук не повторился.
- Мальчики, у вас там все в порядке? – крикнула она, закрыв дверь, однако ответа не последовало, лишь очередной звук бьющегося стекла и падающих досок, что ненужным хламом стояли на заднем дворе. – Брайан! Декстер!
Сердце будто пропустило удар, заставляя Лору на мгновение забыть дышать. В голову лезли самые страшные мысли, рисуя ей яркие картины, в которых ее сыновья уже лежат без чувств на земле, поранившиеся стеклами или заваленные досками. Но все оказалось куда хуже, чем было возможным себе вообразить.
Лора выбежала на задний двор и застыла на месте, словно вкопанная. Увидеть перед собой двух наркодилеров, с которыми она работала еще совсем недавно и на которых должна была вывести копов, она не ожидала. Один держал Декстера на руках и что-то нашептывал ему на ухо, а второй отвел Брайана в сторону и закрыл ему рот своей огромной лапой. Старшенький отчаянно сопротивлялся: брыкался, вырывался и, кажется, даже пытался кусаться, лишь бы освободиться и прийти на помощь брату.
- Здравствуй, Ло, - оскалился тот, что держал Декстера. Его лицо, испещренное шрамами, вызывало еще больше отвращения, стоило ему только попробовать улыбнуться.
- О-отпустите их, - дрожащим голосом молила Лора. – Они же дети… пожалуйста…
Большущими глазами Брайан смотрел на свою любимую маму, видел слезы, наполняющие ее глаза, слышал ее изменившийся до неузнаваемости голос. Ему совсем не нравилось, что эти незнакомцы расстраивают ее. Поэтому хорошенько укусив здоровяка, державшего его, за палец, а затем отдавив ему ногу, Брайан попытался убежать.
- Крысеныш! – прогремел здоровяк, за рубашку притянув мальчика обратно, и смачно шлепнул его по щеке.
- Не смей трогать моего сына!
Лора подбежала к Брайану и, встав перед ним на колени, судорожно провела рукой по его кудрям, убирая их с лица. Покрасневшая щека, казалось, совсем не беспокоит мальчика – он и не собирался плакать. Лишь его темные глаза впивались в Лору, моля сказать, что все закончилось и они могут спокойно продолжить их семейный пикник.
- Дети всегда расплачиваются за грехи родителей, не слыхала об этом? – усмехнулся здоровяк. Одной рукой он схватил Лору за волосы, растрепывая хвостики, и потащил ее за собой, а второй – за ворот рубашки вел за собой сопротивляющегося Брайана. С Декстером проблем было меньше – он совсем не понимал, что происходит, да и незнакомец, держащий его на руках, заверил его, что эта игра будет очень интересной и запоминающейся. Но, не смотря на это, Декстеру не нравилось происходящее.
Трейлер стоял на обочине дороги у дома. Третий из этой шайки наркодилеров сидел за рулем, жестами подгоняя своих товарищей. Они не пренебрегли его советом и быстро затолкали все семейство Мозеров в трейлер, звучно захлопнув дверь. Оказавшись в полной темноте, им оставалось лишь на ощупь добираться друг до друга.
- Мама, мне страшно, - пробормотал Декстер, потирая глаза кулачком.
- Я знаю, милый, знаю. Скоро все будет хорошо, - успокаивала его Лора, обнимая. – Брайан! Брайан, где ты?
Холодные пальчики вцепились в руку Лоры, а следом – щека, все еще горящая после удара, коснулась ее ладони. Ей оставалось только обнимать своих сыновей и винить себя во всем. Можно было позабыть о том, чтобы пытаться выбраться из запертого на замок движущегося трейлера. И если раньше Лора не верила в существование высших сил, то сейчас она молилась, взывая к снисхождению Всевышнего. Она с ужасом осознавала, что призраки жуткого прошлого не могли оставить ее в покое и этот день когда-нибудь обязательно бы настал, заставляя платить по счетам. Но она была готова отдать все, что угодно, лишь бы оградить своих детей от всего этого, дать им спокойную и счастливую жизнь, остаться в их воспоминаниях лучшей матерью на свете…
Ей захотелось обвинить во всем Гарри Моргана – офицера полиции, который уговорил ее пойти на опасный шаг. Вывести его на след этих наркодилеров… как же глупа она была, раз согласилась на это! Но и Морган тоже хорош: о чем он думал, когда предлагал матери-одиночке снова ввязаться в эти грязные дела? Она пошла на это, будучи уверенной, что находиться в безопасности, а где же сейчас полиция, которая так нужна?
Трейлер с противным скрипом колес затормозил. Снаружи доносились звуки шагов, приглушенные голоса, звон ключей. Неведение – худшее состояние, во время которого мозг успевает выработать самые безумные идеи и показать самые страшные картины. Но, как ни крути, убежать от троих здоровенных мужчин, держа за руки двух маленьких мальчиков, не выйдет, а финал в любом случае будет один. Разница лишь в том, что без сопротивления все случится гораздо быстрее, но оттого не менее болезненно.
Солнечный день для Лоры резко превратился в устрашающий вечер. Сквозь щель, образованную приоткрытой дверью, лился совсем тусклый свет, бросая на перепуганные лица кроваво-красные тени заката. Лапы бывших подельников, хватающие русые волосы, выдергивающие из материнских объятий детишек, в свете заходящего солнца казались еще более зловещими. Все происходило быстро и медленно одновременно: это было похоже на немой фильм ужасов, в котором главную героиню быстро тащат навстречу неминуемой гибели, а она, в свою очередь, видит медленно отдаляющихся от нее детей, кричит им что-то вслед, но никак не может дотянуться до них рукой. Шум моря на фоне происходящего казался чьей-то жестокой шуткой, а обычно такой успокаивающий легкий бриз выглядел ласковым чудовищем, заманивающим в свои сети провинившихся.
Пол железнодорожного контейнера, находившийся на территории берегового склада, встретил Лору холодным железом, одарив ее болезненным ушибом. Она неустанно бормотала о своих мальчиках, молила, чтобы их оставили в покое, а троих головорезов это только забавляло, доставляло удовольствие видеть чужие страдания. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и попытаться если не подняться, то хотя бы сесть. Рука угодила во что-то теплое и липкое. Полумрак, царивший в контейнере, не сразу дал разглядеть, что это кровь. Огромная лужа крови прямо перед Лорой. Свежий запах только что разделанной тушки вызывал тошнотворные позывы.
- О, Боже! – с нотками неподдельного ужаса в голосе воскликнула Лора, стараясь не дать себе впасть в истерику.
То, что она изначально приняла за «тушку» оказалось человеческим мясом. Распиленный на кусочки человек, чьи мертвые глаза пустым взглядом смотрели на Лору. Еще двое мужчин лежали недалеко от нее – связанные, с кляпами во ртах, дрожащие от страха.
Она знала и уже мертвого парня – точнее, то, что от него осталось, - и двух пока еще живых. Все они работали вместе с ней информаторами, сливали полиции все, что узнавали о преступниках, работали под покровительством властей. Вот она, благодарность: они все, словно подготовленные для ужина поросята, достались банде наркодилеров в качестве утешительного приза за доставленные неудобства при переправке наркотиков с одного города в другой и потерю нескольких товарищей в перестрелках с копами.
Рев бензопилы заставил вздрогнуть. Острые зубья пилы рычали прямо над головами двух маленьких Мозеров.
- Нет! Пожалуйста, только не они! – кричала Лора, боясь двинуться с места. Ей казалось, что любое ее малейшее движение может стать сигналом для того, чтобы продолжить кровавую бойню, пуская под железное орудие детей.
Наглые и отвратительные ухмылки – от этих парней другого можно было и не ждать. Алчный огонь в глазах и лютая ненависть к своим заложникам руководили всеми инстинктами. Упущенную кругленькую сумму уже не вернуть, но оторваться на тех, из-за кого произошел инцидент – одно удовольствие.
- Ну что, мальчики, уступим даме несколько минут? – расхохотался мужчина со шрамами.
Но младших Мозеров никто не тронул. Дети так и остались сидеть в стороне, перепуганные до смерти, дрожащие от страха, тихо шмыгающие носами и утирающие щеки от слез. Кровь, фонтаном брызнувшая на их лица, заставила вздрогнуть и зареветь в голос. Лора почувствовала, как ее сердце ушло в пятки, когда ощутила теплые струи, красными дорожками стекающие по ее лицу. Стоны заполняли контейнер, гулко отражаясь от его железных стен. Детский плачь только усиливался, перемешиваясь с ревом бензопилы.
Ноги, руки, голова. А потом все по новой. Крови набралось столько, что весь пол был обильно залит ей, а кое-где и на стенах сухого места не оставалось. Перемолотые человеческие внутренности и части тел валялись повсюду, испуская зловонье. Мерзкий запах вызывал неоднократную рвоту, а отпиленные головы, дружно глядящие на будущую жертву умиротворенными взглядами, практически отправляли нокаут: в глазах темнело, но сознание никак не хотело покидать Лору, в издевательской манере заставляя ожидать своей очереди, собрав последние остатки мужества в кулак.
Она зажмурилась. Ладонь легла поверх рта и носа в попытке отгородиться от тошнотворного запаха. Колени скользили в крови и утопали в чужих органах, вывернутых наизнанку, но Лора упорно представляла себе, будто ползет вовсе не по трупным останкам, а по клубничному желе, которое так любили ее ненаглядные сыновья. Она не видела ничего, но знала, что ползет к ним. Ей хотелось лишь одного – в последний раз коснуться их.
- Ну куда же ты, милочка? – прогремел над ней мерзкий голос насмешливо.
Тяжелый ботинок опустился на ее ладонь, заставляя вскрикнуть от боли. Она открыла глаза. Но вверх ей смотреть не было необходимости – она и так знала, что сейчас над ней поднимается противно визжащий громоздкий инструмент.
Несколько футов – ничтожно мало! Но именно они стали непреодолимым барьером между матерью и детьми. Наполненные слезами глаза впивались взглядом в детские лица. Она хотела запомнить их. Запомнить своих мальчиков именно такими – любящими братьями, которые никогда не бросят друг друга в беде. Вот одна маленькая ладонь цепко держится за вторую. Вот две пары больших ясных глаз смотрят на любимую маму. Вот они – два чуда.
- Брайан… - прошептала Лора ласково. – Декстер… Закройте глаза.
Она, конечно же, знала, что Декстер не послушает ее. Он захочет подбежать в своей маме, обнять ее и попросить не уходить никуда, а заодно и поинтересуется, зачем ему все-таки нужно было закрывать глаза. Но старший братик обязательно выполнит просьбу мамы. Он всегда был таким: стоит только попросить – и он с радостью сделает все, что от него требуется. Будто бы считал, что не имеет права на отказ или капризы. Будто бы стал совсем уже взрослым…
Брайан сел рядом с братом. Перепачканные чужой кровью ладони осторожно прикрыли глаза Декстера.
- Мама любит вас… - улыбнулась Лора. Сейчас, когда она осознавала, насколько крепки братские узы ее мальчиков, она больше не боялась – ни за себя, ни за них.
Пронзительный женский крик еще несколько минут доносился из контейнера, разгоняя только-только собравшихся чаек, желающих подкрепиться свежими хлебными крошками, высыпавшимися из проезжающего часами ранее грузовика. А потом все стихло.
- У нас времени мало, кончай их уже, - толкнул один мужчина другого.
Несколько приближающихся шагов, выдаваемые чавканьем ботинок по крови.
- Сам кончай, я этих мелких резать не собираюсь! – огрызнулся второй.
Струя едкого дыма, выпущенная вверх, а затем – смачный плевок.
- Идиоты, - с отвращением подметил мужчина со шрамами и вышвырнул недокуренную сигарету на пол. – Закроем их здесь. – Он прошагал по кругу, рассматривая младших Мозеров со всех сторон. Наклонившись к Брайану, он заглянул ему в глаза и насмешливо ухмыльнулся. – Сами сдохнут.
Вскоре в огромном железном контейнере, что стоял на территории берегового склада, стало совсем тихо. Ночь уже успела опуститься на город, и в персональном аде Мозеров стало еще темнее, чем прежде. Ветер неустанно завывал снаружи, стремясь пробраться в малейшую щелку – уязвимое место контейнера. К мерзкому запаху пришлось привыкнуть. Пришлось привыкнуть и к намокшей от крови одежде, ткань которой вскоре затвердела. Поменялось все, кроме одного – Брайан продолжал сидеть рядом с братом и крепко сжимать его ладонь, неустанно повторяя:
- Закрой глаза, Декстер.

Пазл второй. Разорванная связь.

Пазл второй. Разорванная связь.

Sometimes I feel this anger changing slowly into
A monster that keeps on creeping under,
And I don't think that I can take anymore.
I need you here like never before,
But can you hear me call?

Размеренное дыхание было единственным звуком, возвращавшим этому месту хоть какое-то подобие жизни. Все остальное – застывшие во времени неподвижные частицы. Это то, что застряло во временной петле. Это то, что не может вернуться назад, но и вперед путь закрыт. Это то, что просто существует и медленно пожирает изнутри, уничтожает клетку за клеткой.
Сколько времени прошло? Час? День? Целая вечность? Сколько бы ни прошло, ничего не менялось. Брайан все также не мог сомкнуть глаз, хоть и чувствовал катастрофическую усталость и сильный голод. Одна из причин была очевидна – страх. Крики, мерзкий звенящий звук, брызги крови – все вновь и вновь, словно кинолента, прокручивалось в голове. Части человеческих тел, изуродованные до неузнаваемости, валялись совсем рядом и лишь усугубляли положение. Взгляд можно было спрятать только смотря на светловолосую голову, покоящуюся на коленях. Странно, но это действительно успокаивало и придавало сил. Брайан медленно перебирал светлые пряди, боясь разбудить брата. Ему не хотелось снова видеть слезы, продолжая заверять Декстера, что все происходящее – всего лишь дурной сон. Он вообще не любил, когда что-то настолько расстраивало его любимого братишку, что тот принимался плакать. Подвижный, веселый, жизнерадостный Декстер… Он просто не должен был подвергаться плохому влиянию извне! Именно для того, чтобы оберегать его от всего мира и существовал Брайан. Это старший Мозер считал чуть ли не главнейшей целью своей жизни, которая только начиналась.
Последний раз Декстер плакал, когда неделю назад упал с велосипеда и в кровь разбил себе колени. Следовало бы его еще и отругать за то, что без спросу взял велосипед старшего брата и решил самостоятельно научиться кататься на нем, но вместо этого Брайан лишь заботливо заклеил ссадины пластырями и попросил брата впредь быть осторожней. Он вообще не мог злиться, когда видел слезливый взгляд голубых глаз. Да и как можно злиться на своего близнеца? Мама, конечно, объясняла, что они не настоящие близнецы, а ирландские – родившиеся в один год, - но от этого гордости за свою вторую половинку в лице Декстера у Брайана не убавлялось.
- Декстер… - Брайан принципиально никогда не сокращал имя своего брата до глупого «Декс», считая это проявлением неуважения и попыткой показать свое главенство, ознаменованное более ранней датой рождения. – Кто-то идет, вставай…
Брайан потрепал Декстера за плечо. Страх вновь вступил в свои законные права, сковывая движения и приводя в ужас. Мужские голоса где-то поблизости, рычание двигателей, дружный топот: совсем скоро братьев Мозер настигнет новый кошмар.
Декстер сел и сонно потер глаза. Дрема медленно отступала, но холодная рука брата, схватившая его ладонь, не дала сразу же вернуться в реальность и обнаружить себя сидящим в засохшей луже крови. Будто бы безмолвной речью Брайан умолял смотреть только на него и не обращать внимания на то, что окружает их двоих. И Декстер послушно впивался взглядом в зеленые глаза, чувствуя приходящее умиротворение.
Дверь контейнера со скрежетом открылась, проливая свет на кровавую баню. Мальчики вздрогнули. Брайан сильнее сжал руку брата и чуть дернул ее, заставляя Декстера не смотреть на вход. Он видел, как Декстер уже шмыгает носом и изо всех сил старается сдержать выступившие слезы, и ему самому хотелось разреветься громче, чем кто-либо. И собственная слабость злила его, что сдерживало от выплеска накопившихся эмоций, присущих чувствительным малышам.
- Господи…
Полицейские, как по сигналу, застыли на пороге, выстроившись в линию и не решаясь ступить дальше. Развернувшаяся картина не просто повергала в шок, но и вызывала полнейшее отвращение и, кроме того, недоумение: как здесь оказались маленькие дети?!
Кровавое месиво не давало с одного взгляда определить, сколько было жертв и кем они являлись – мужчины, женщины, дети… Крови и частей тела хватало на всех. И лишь одному Гарри Моргану было ясно, что где-то совсем рядом с ним лежит распиленное на кусочки тело молодой матери двух прекрасных детишек, с которой он любил проводить выходные, не смотря на наличие собственной семьи.
Мальчишки, забившиеся в угол, напоминали перепуганных до смерти котят. Он держали друг за друга, смотрели на полицейских широко распахнутыми глазами и дрожали.
Гарри первым решился зайти внутрь, прошагать по застывшим лужам крови, пересекая контейнер, и приблизиться к двум выжившим, пусть и слишком маленьким, свидетелям. За его спиной тут же началась суматоха: полицейские то и дело мелькали у входа, оцепляя контейнер, как место преступления, а само помещение уже успело наполниться экспертами, которые проговаривали все, что видят и фиксировали вспышками фотоаппаратов все мельчайшие подробности.
Что-то было не так. Голоса, доносившиеся сзади, казались чем-то далеким. Существовал только этот темный угол, в котором трое ничего не понимающих людей впивались друг в друга взглядами.
Гарри взглянул на светловолосого малыша. Он очень любил Декстера, много времени проводил именно с ним, когда являлся в дом Мозеров. Это жизнерадостный мальчик и сейчас казался таким же, каким он был всего несколько дней назад, только слезы, скатывающиеся по щекам, выдавали его страх и желание убежать из этого места как можно быстрее. Но он не мог. Его не пускали…
Почувствовав на себе сверлящий взгляд, Гарри обратил внимание на старшего Мозера. В его глазах не отражалось ни сожаления, ни ужаса, ни грусти. Только лютая ненависть и злость. Его маленькие пальчики все крепче сжимали ладонь младшего брата. Он словно видел Гарри насквозь. Словно знал, о чем думает полицейский, принимая самое мучительное решение в своей жизни. Брайан понимал все, и не желал идти на поводу у взрослых.
- Иди сюда, малыш. – Гарри старался не смотреть на Брайана, когда поднимал на руки Декстера. Ему стало еще тяжелее, когда старший Мозер, будто очнувшись ото сна, в котором он был тверд, как сталь, непонимающе глядел на полицейского и отчаянно пытался удержать руку младшего брата. – Прости, Брайан. Мне действительно жаль.
Гарри буквально вырвал Декстера из мертвой хватки брата и, взгромоздив его на руки, поспешил к выходу. Он крепко прижимал к себе мальчишку и боялся обернуться.
- Не оставляй меня, Декстер! – закричал Брайан. Его взгляд наполнился страхом, а чувство, будто его предали, не давало взять себя в руки. Он не мог даже подняться: только поскальзывался, пытаясь ползти на четвереньках за стремительно отдаляющимся от него братом.
- Сэр, а как же…? – пробормотал офицер, находящийся у входа. Он непонимающе посмотрел сначала на детектива Моргана, на Брайана и вновь на детектива.
Гарри остановился на несколько секунд и пустым взглядом уставился на кровавое пятно на полу.
- Это испорченный ребенок, - ответил он и шагнул вперед.
Брайан опустил руку, как только младший брат исчез в лучах дневного света, похищенный чужаком. Он уже не обращал внимания на суету, творившуюся вокруг, на яркие вспышки фотоаппаратов, на голоса полицейских, пытающиеся докричаться до оставленного в одиночестве ребенка. Он лишь продолжал смотреть на чересчур яркий для такого места свет, заполняющий контейнер. Каждую секунду он заново переживал момент, когда в последний раз видел Декстера, держащегося за полицейскую форму крепкой хваткой и смотрящего на старшего брата своим невинным взглядом, даже не предполагая, что видит его таким в последний раз.
- Да заберите же вы отсюда ребенка! – крикнула пухленькая темноволосая женщина с папкой в руках. Двое бравых ребят тут же подскочили к Брайану и, не занимаясь более уговариванием, которое до них практиковали их коллеги, резво поставили мальчика на ноги. Один дал ряд указаний второму, и Брайана повели к служебным машинам, находящимся снаружи.
Выйти из холодного контейнера на теплую улицу, подставить лицо солнцу, вдохнуть свежего воздуха – об этом долгое время можно было только мечтать. Но, получив это, Брайан почувствовал, что теперь все потеряло смысл – ему попросту не с кем разделить свою радость.
Легкое покрывало, накинутое на плечи, свисало до самой земли ненужным куском ткани. Чай, заботливо впихнутый в руки врачом, казался обжигающе холодным, не смотря на то, что над стаканом поднимался едва заметный теплый пар. Стоило немного прийти в себя и начать по-настоящему осознавать, что все кошмары, связанные с душным контейнером, позади, как полицейские посадили мальчика в машину скорой помощи. Доктора крутились возле него всю дорогу – проверяли реакцию зрачков на свет, измеряли давление и пульс, ощупывали тело на наличие повреждений. Главной и единственной проблемой оказалось обезвоживание, но врачи пообещали решить эту проблему весьма оперативно.
А Брайан продолжал практически неподвижно сидеть на отведенном ему месте, изредка вздрагивая из-за тряски на неровной дороге, и буравить взглядом пол. Что бы ни пробовали выпытать у него медики, он упорно молчал. Он не реагировал не потому, что не хотел отвечать, а потому, что просто не слышал никого и, фактически, не видел ничего, что творится рядом с ним. Лишь отдаленный шум, напоминающий морской прибой и крики чаек, и окровавленный пол – это то, что вспыхивало в памяти, стоило только подумать о брате и маме, которых не было рядом. Пожалуй, будь здесь отец, которого Брайан видел какие-то жалкие несколько раз в жизни, он мог бы скрасить душащее его сына одиночество.
Но отца не было. Никого не было. Только Брайан Мозер, в одночасье лишившийся всего.
Машина остановилась, и мальчика провели в большое белое здание, оказавшееся областной больницей. Его долго водили по коридорам, где всюду бегали люди – врачи, спешащие к своим пациентам. Бледные стены - наполовину белые, наполовину зеленые – в свете светодиодных ламп выглядели совсем уныло и навевали неимоверную тоску. Иногда слышались стоны и жуткий кашель, а после – зловещая тишина. Конечно, это было следствием введения больным успокоительного или снотворного, однако общего впечатления для не ведающего человека это не меняло. Но стоило только войти в кабинет, как все составляющие больничного страха остались позади. Кабинет оказался словно бы изолированным от внешнего мира - тихий и уютный. Спокойствие нарушали лишь громко тикающие настенные часы.
Психиатр оставила мальчика одного и вышла, пообещав вернуться буквально через минуту с горячим шоколадом. Брайан вздрогнул, когда остался наедине с этим тикающим звуком. Стрелки размеренно вышагивали свой путь по кругу, а отголоски их шагов возвращали обратно в пугающую темноту душного контейнера. Не так громко, но также отчетливо и назойливо звучало тиканье наручных часов того громилы, от которого пахло только что выкуренной сигаретой. Его мерзкий голос и сейчас эхом громыхал на фоне тиканья, будто он был здесь, в этом кабинете.
Сами сдохнут…
Сами сдохнут…
Сами сдохнут…
Брайан зажмурился и закрыл уши руками, мотнув головой в попытке избавиться от наваждения. Он подтянул колени к груди и потонул в мягком кресле. Ему казалось, что лучше будет превратиться в часть этого кресла, сделаться его, к примеру, кожаным подлокотником, лишь бы не слышать больше ничего, что напоминало бы ему о прошедшем кошмаре.
Он выжил. Выжил, вопреки пророчеству громилы. Но страх быть найденным охватил его также внезапно, как ненависть и злость. Он вдруг подумал: а каково это – быть охотником, а не жертвой? Раньше, когда мама разрешала ему вместе с Декстером смотреть какие-нибудь остросюжетные фильмы, он видел, что те, кого все бояться, могут позволить себе что угодно, но никогда не придавал этому значения. Ему и в голову не приходило делить мир на добро и зло, хоть мама всегда пыталась его предостеречь от незначительных неприятностей. А сейчас он на собственной шкуре испытал всю ту боль, которую могут причинять люди. Но больше ему не хотелось позволять другим брать над ним шествие. И именно в этот момент ему захотелось пообещать самому себе, что когда-нибудь он обязательно найдет всех, кто разлучил его с братом и лишил матери, и сделает с ними нечто столь же ужасное и опустошающее.
- Держи.
Женщина в сером костюме, с идеально уложенными светлыми волосами добродушно улыбнулась и протянула мальчику чашку с обещанным горячим шоколадом. Брайан даже не заметил, как она вернулась, но если бы заметил, то обязательно принял бы более умиротворенную позу. А так ему пришлось дернуться от неожиданно прозвучавшего голоса прямо над его ухом, резко распахнуть глаза и нелепо отнять руки от головы, а после – протянуть их к чашке.
Не смотря на улыбку, женщина выглядела обеспокоенной. В ее взгляде отчетливо читался единственный вопрос: «ты в порядке?» Но спрашивать это было слишком глупо, учитывая, через что прошлось пройти совсем еще маленькому ребенку. Его было в самую пору оставить в покое, дать как следует отдохнуть, однако с этим никто не спешил. Слишком опасно было сразу же оставлять мальчика одного, и вымотать его еще сильнее было бы даже лучше – так его не должны мучить кошмарные сны. По крайней мере, в этом была уверена доктор Эмма Коллинз.
- Сейчас мы немного побеседуем, а потом тебе принесут вкусный обед, - ласково сообщила Коллинз, усаживаясь за свой стол напротив Брайана. – Скажи мне, что бы ты хотел обсудить?
- Где Декстер? – не раздумывая, ответил Брайан. Он в любом случае собирался спросить это, не зависимо от того, что бы там болтала эта женщина.
- А Декстер – это…? – заинтересованно спросила Коллинз. Она прекрасно знала обо всем, что случилось с семейством Мозер, но было важно, чтобы ее маленький пациент говорил с ней свободно, не закрываясь в себе.
- Мой брат.
- И сколько ему лет?
- На год младше меня.
- А тебе сколько?
Брайан на несколько секунд замолчал. Он поставил на стол кружку с горячим шоколадом, так и не попробовав его.
- Где Декстер?
Женщина чуть замешкалась. Она медленно кивнула своим мыслям и что-то записала в журнал, лежащий на ее столе. Подобная резкость в смене разговора сообщала ей о многом и, главным образом, о самом очевидном – привязанность Брайана к младшему брату сильнее, чем та защищенность, которой старшенького успели обеспечить.
- Декстер сейчас в безопасности, также как и ты, - заверила Коллинз. – Совсем скоро вы с ним встретитесь.
- Правда? – В глазах Брайана зажегся обнадеживающий свет, говорящий о том, что еще есть надежда на полное и безболезненное восстановление.
- Но только если ты поможешь мне получше узнать тебя, - улыбнулась Коллинз. Она заметила, как восторг тут же начал рассеиваться, поэтому поспешила достать из ящика стола десяток карточек. – Брайан, ты любишь картинки?
Мальчик рассеяно кивнул.
- У меня тут есть картинки, но я никак не могу понять, что на них изображено. Поможешь мне?
Эмма протянула своему пациенту карточки со знаменитыми кляксами Роршаха и попросила по очереди говорить о том, что приходит Брайану на ум при виде бесформенных темных пятен. Ответы она стремительно записывала в журнал наблюдений. Hd, At, N, Arch, Bl, (A). Даже если бы Брайан достаточно хорошо умел читать, он бы совсем не понял эти обозначения. Только коллеги доктора Коллинз могли с уверенностью соотнести все символы с такими словами и словосочетаниями, как: «части человеческих тел», «внутренние органы человека», «заход солнца», «здание», «кровь», «чудовище». Лишь один раз доктору удалось записать «Abs», когда Брайан увидел в одной из клякс руки, обнимающие младенца, и сказал, что это – «любовь».
Она еще долго беседовала с Брайаном, пытаясь отвлечь его от плохих воспоминаний и заставить хотя бы улыбнуться. Но мальчик не поддавался. Конечно, то, что он не молчал – было неплохо, однако результаты всех небольших тестов, которые он успел пройти, оставляли желать лучшего: кровь, насилие, смерть – основные ассоциации даже на самые безобидные вещи. Сильное эмоционально потрясение оставило слишком глубокий след, от которого невозможно избавиться за несколько месяцев.
- Ты молодец, Брайан, - в конце беседы похвалила мальчика Коллинз. – Сейчас тебе принесут воооот такой стейк и много-много картошки фри, - пообещала она, жестикулируя.
Она осторожно провела рукой по темным кудрям, и вышла из кабинета. За дверью Эмма тут же распорядилась накормить Брайана и только после того, как убедилась, что ее «заказ» доставлен, прошла чуть дальше по коридору.
- Ну как?
Пара карих глаз вопрошающе смотрела на женщину. В них не отражались истинные переживания за судьбу маленького мальчика, но некое волнение все же чувствовалось.
Коллинз покачала головой.
- Ему необходимо лечение.
- Я так и знал… - пробормотал Гарри, поднимаясь со скамьи, находящейся у стены коридора, и надевая свою полицейскую фуражку.
- Ты не выглядишь расстроенным, - подметила психиатр жестко.
Морган приблизился к Коллинз. Будь у него возможность, он бы позволил себе повысить голос, но сейчас он был вынужден практически шептать.
- Ты сама сказала, что он болен, Эмма. – Гарри осмотрелся по сторонам, опасаясь, что его кто-нибудь может услышать. – А с Декстером все в порядке, его уже проверили.
- Но… - хотела возразить Коллинз, однако Морган ее перебил.
- Я не могу позволить Брайану находиться рядом с Декстером. Точка. – Он собрался уходить, но задержался, чтобы добавить: - И я настаиваю на том, чтобы Брайан лечился в другом городе. Где угодно, но не в Майами.
- Ты слишком несправедлив к нему.
- Эмма…
- Он всего лишь ребенок!
- Ты столько разговаривала с ним, наблюдала… Ты хоть видела его глаза? – Гарри замолчал, давая возможность его собеседнице ответить, однако та лишь отвела взгляд в сторону. Немного успокоившись, Морган выдохнул, устало потер переносицу и положил ладонь на плечо доктора. – Позволь хотя бы одному из них жить нормальной жизнью.
Эмма Колинз ничего не ответила, провожая взглядом детектива Моргана. Она знала, что сейчас он заберет из кабинета, что за углом, Декстера и отведет его домой, где мальчик сможет окунуться в обстановку уютной семейной жизни, пусть и окруженный пока еще чужими ему людьми. А ей придется вернуться в свой рабочий кабинет, где ее ждет мальчик, живущий одной лишь надеждой на то, что вскоре увидит своего любимого брата. Мальчик, которому она вынуждена будет сообщить о том, что ему придется уехать далеко-далеко и навсегда расстаться со всем, что ему могло быть дорого.

Пазл третий. Девять кругов ада.

Пазл третий. Девять кругов ада.

I know you didn't bring me out here to drown,
So why am I ten feet under and upside down?
Barely surviving has become my purpose,
Because I'm so used to living underneath the surface.

Хаос творится в голове и что бы человек ни говорил о жестокости судьбы и мира в целом – все происходит в его мыслях. У каждого свое представление об аде: кто-то считает началом конца обрушение индекса Доу-Джонса, для кого-то невыносима мысль об измене мужа, а кто-то мысленно страдает за всех голодных детишек в Африке, сидя перед телевизором, высматривая поучительные передачи и запивая свое горе холодным пивом. Воистину верующие священники непременно в один голос заявили бы, что все эти скупцы, сладострастники и чревоугодники ровным строем отправятся в чистилище. Но никто из проповедников не смог бы объяснить, как некогда невинному существу избавиться от пятен грязи, медленно разрастающихся в пожирающих душу демонов.
Стадия первая – шок и отрицание утраты. Так реагирует большинство людей на потерю своих близких, и Брайан Мозер не был исключением, не смотря на его ранний возраст. Он много мог не понимать, многое мог воспринимать как злую шутку или несправедливую игру, однако совершенно четко понимал, что сейчас он остался один. Конечно же, сперва был шок. Он видел, как кровь брызжет из обессилено трепыхающегося тела, а конечности друг за другом отлетают в сторону, с мерзким звуком шмякаясь на пол. Видел, как в пустом взгляде родных глаз стремительно угасает жизнь. А после – он не смог удержать любимого брата, позволив чужакам вмешаться в его судьбу и изменить ее навсегда. Но самым простым выходом было отрицание. Брайан отрицал все происходящее и в глубине души надеялся проснуться в холодном поту в своей уютной кровати, перебраться на соседнюю койку и обнять Декстера, чтобы тот больше никуда не исчезал. Однако все это являлось глупыми и безнадежными мечтами, осуществиться которым было не дано. И вскоре рациональное мышление, а не податливость эмоциональности, взяло верх, заставляя погрузиться в состояние схожее с депрессией. В таком юном возрасте это выглядит немного иначе, нежели у взрослого человека, но в обоих случаях всегда все сводится к одному – чувство одиночества.
Наступила вторая стадия – выплеск эмоций. Брайан мог часами сидеть в углу, прижав колени к груди и задумчиво смотря в окно, распиленное на множество квадратов железной решеткой. Это началось в тот же день, когда его в последний раз пустили в родной дом, позволили попрощаться с пошарканными стенами, и увезли в неизвестном направлении. Усадить Брайана в машину оказалось не самым простым занятием. Вторая стадия переживания трагедии проявилась во всей красе – он кричал, плакал, вырывался, кусался и даже несколько раз ударился головой о стену. Не будь печальной предыстории, его бы приняли за больного с острой формой шизофрении. Санитары всерьез подумывали о том, чтобы скрутить мальчишку и закутать его в смирительную рубашку, но им не позволили, поэтому пришлось обойтись обычным уколом, наполненным успокоительным. Что они вообще понимали? Их задача заключалась к том, чтобы быстрее закончить свою работу и вернуться к нормальной жизни, а вникать в чужую судьбу им не было смысла. Эти ребята понятия не имели, что за ребенок перед ними и зачем его привезли в дом, который вызвал у него такие скверные эмоции. Единственным заинтересованным лицом была та милая леди, в кабинете которой было по-домашнему уютно, пахло горячим шоколадом, и чувствовалась хоть и фальшивая, но, все же, забота.
Эта женщина – Эмма Коллинз – была рядом и постоянно говорила о том, что все это делается во благо ему – маленькому, потерянному для общества мальчику. Ее мучило чувство вины перед самым юным пациентом: скажи она, что с ним все в порядке, его жизнь могла бы наладиться. По крайней мере, была такая вероятность…
Брайан практически не слушал ее, но это не мешало ему понимать, что она и сама не очень-то довольна поездкой, хоть и пытается внушить обратное. Детям всегда удается чувствовать чуточку больше, чем взрослые показывают.
Тампа – город штата Флорида – казался Брайану ничем не отличающимся от Майами: разве что был меньше и мог похвастаться заливом Тампа-бэй и протекающей через город рекой Хилсборо. До сих пор Брайану было совершенно не ясно, почему его решили перевезти в этот город из родного Майами, где у него остался родной брат, буквально похищенный дядей Гарри. Морган раньше не вызывал у старшего Мозера никаких отрицательных эмоций. И положительных тоже. Мягко говоря, Брайану было плевать на то, что в их дом иногда наведывался этот странный полицейский. Единственное, что могло его раздражать, так это попытки Гарри отобрать у него внимание Декстера, но подобное случалось не так уж часто. Он никогда не завидовал младшему брату, когда тому удавалось вызывать больший интерес со стороны взрослых, чем он, однако не переваривал, если и Декстер был готов отвлечься от игры с Брайаном. Но свое недовольство подобными инцидентами Брайан не высказывал. Он лишь ждал. Ждал тогда, ждет и сейчас.
Третья стадия проявилась на вторую ночь пребывания в психиатрической лечебнице. Изменение сна. Сперва решили, что это нормальная реакция организма на смену постоянного местопребывания. Человек – нормальный он или же с психическими отклонениями – не всегда может похвастаться хорошим сном на новом месте, поэтому на подобное обычно не обращают внимания на первых парах. Но тревогу забили, когда целую неделю Брайан практически не спал. В столь раннем возрасте сон является важнейшей частью жизни, а со сном, приходящим лишь в состоянии истощения, шансы на выздоровление сводились к нулю. Ежедневные процедуры – тесты, разговоры, прием таблеток – не имели никакого результата и ухудшали состояние. Все стандартные попытки вернуть мальчику душевное равновесие сменились уколами и медикаментами, способствующими урегулированию сна. Ничего не помогало. Разве могут лекарства убить мысли, зарождающиеся в голове? Все внутренние переживания становились кошмарами, стоило только закрыть глаза. Леденящий душу холод каждую ночь врывался в палату, хоть для любого другого это было бы незаметно – в палатах было невыносимо душно и появлению холодка стоило бы радоваться. Иногда перед лицом возникала дымка – воспоминания о противном сигаретном дыме, режущем глаза. Ветви деревьев за окном в довольно милом саду, куда пациентов выводили на прогулки, по ночам превращались в зловещие силуэты, выплясывая пугающие танцы в такт ветру. Все это постепенно вылилось в четвертую стадию, где шествие брал панический страх.
Брайан боялся всего: ежедневной необходимости тоннами поглощать таблетки, психиатров и санитаров, усмиряющих особо буйных пациентов весьма неприятными методами, собственных мыслей, уничтожающих последние капли здравомыслия. Ему постоянно казалось, что вот-вот тяжелая дверь в палату распахнется настежь и в проеме возникнет тень, держащая в руках бензопилу. Иногда он срывался и начинал плакать, мечась по палате от преследующих его теней, которые на деле являлись санитарами. Три или четыре раза его облачали в смирительную рубашку и привязывали к кровати, как всегда поступали с опасными пациентами. Единственным его спасением от постоянного времяпрепровождения в горизонтальном неподвижном положении являлась доктор Коллинз. Эмма заявила, что не бросает и никому не отдает своих пациентов (что, конечно же, было ложью, если брать в расчет тех, кто лечился у нее ранее), поэтому добилась перевода из Майами в Тампа. Она приходила к Брайану каждый день, не смотря на то, что в этом не было необходимости; тайком проносила ему леденцы, которые имели странный, но приятный мальчику ментоловый вкус; испытывала на нем новую методику лечения.
На тот момент у Брайана наблюдались все симптомы детской шизофрении – зрительные галлюцинации, тревога, страх. Однако Эмма не признавала этого и добилась того, чтобы за ней закрепили право на отказ от электрошоковой терапии, а позже она доказала, что у ребенка наблюдается глубокое депрессивное состояние, но уж никак не шизофрения. Он не был похож на других и, возможно, именно поэтому она не хотела бросать его на произвол судьбы. Его рассуждения не были похожи на речи больных – чем дольше он находился в лечебнице, тем более стабильным становилось его состояние. В конце концов, опасные симптомы сменились привычными для депрессивного состояния изменением аппетита и сильной усталостью. Это были пятая и шестая стадии.
В какой-то момент Брайан просто стал отказываться от еды. Это не было проявлением капризов или протест против правил. Он действительно не только не хотел есть, но и не мог. Организм словно отторгал любую пищу, не пренебрегая заставлять мальчика чувствовать тошнотворные позывы. Иногда это выглядело как отравление: после приема пищи проходило несколько часов и только тогда Брайану приходилось непроизвольно прощаться с содержимым желудка, оставляя много работы для уборщиц. Но вскоре его стало тошнить и от одного вида еды. Чтобы избежать истощения организма, крайне опасного для столь хрупкого здоровья, Брайану приходилось проходить через особые процедуры, помогающие ему поддерживать привычный вес, не смотря на то, что для этого использовались только всякого рода питательные смеси, вводимые в тело с помощью шприцов. Постоянно повторяющиеся процедуры сильно выматывали и постепенно заставляли чувствовать себя все более вымотанным и уставшим от всего. У Брайана пропал интерес ко всему, хотя и до этого он не интересовался чем-либо слишком сильно. Лишь изредка в его коротких беседах с доктором Коллинз проскальзывало упоминание о брате – единственном интересующем его объекте. Но спустя три года лечения состояние апатии взяло верх над ним, что повлияло на его дальнейшее нахождение в лечебнице. Он перестал говорить обо всем, что хоть как-то касалось его семьи. Все беседы с доктором Коллинз заканчивались одним и тем же:
«Я устал. Можно мы продолжим завтра?»
Не смотря на это, Брайан делал успехи в учебе. Никому бы и в голову не пришло обучать чему-либо психически больного ребенка. Все могли лишь отмахиваться от него и уверять, что это бесполезно. Все, но не Эмма Коллинз. Она считала, что учеба поможет выявить, к чему склонен ее маленький пациент и направить его в нужное русло. В какой-то степени Эмму взволновало, что больше всего Брайану была интересна биология: строение тел человека и животного, расположение внутренних органов, даже структура крови (хоть это и было слишком сложно понять маленькому мальчику и объяснить психиатру). Но опасения отступили, когда Брайан сильно заинтересовался творчеством. Больше всего ему нравились скульптуры, и именно этим Эмма объяснила заинтересованность мальчиком в биологии. Иногда он набрасывал карандашом на лист понятные лишь ему абстрактные рисунки и объяснял, что так он видит красивую женщину, застывшую в камне. В такие моменты он становился сосредоточенным и выглядел умиротворенно – именно так выглядят художники, вдохновленные на гениальную работу.
Однажды Эмма пыталась добиться того, чтобы ей позволили отвезти Брайана в художественную студию, где он смог бы попробовать создать что-нибудь из глины, используя гончарный круг, однако ее просьбу отклонили. Желание пронести необходимые для лепки инструменты в больницу тоже вызвало непонимание, и не было одобрено. Но это не помешало прогрессу: психическое состояние
Брайана заметно улучшалось. Он раскрывал себя через творчество – местами неуклюжее, порой совершенно непонятное, но зато его собственное. Конечно, подобное погружение в творчество сделало Брайана совсем неразговорчивым, но все было ясно и без слов. В конечном счете, он был готов к выписке.
Доктор Коллинз проанализировала свои исследования, которые она вела целых пять лет, и увидела не просто прогресс в лечении своего пациента, но и полнейшее выздоровление. Если в самом начале Брайан был испуганным, потерянным, агрессивным ребенком, то сейчас он стал уравновешенным, рассудительным и готовым для жизни человеком. После консультаций Эммы со своими коллегами и бесед группы психиатров с маленьким Мозером было решено, что лечение прошло успешно. Брайан показывал свое расположение к общению с людьми, охотно отвечал на вопросы, касающиеся его увлечений, улыбался. Но главное – ни слова не говорил о прошлом. Его несколько раз спрашивали о том, что он чувствует, когда возвращается в прошлое, выводили на эмоции, заставляли вспоминать о главной потере его жизни – брате, и он искренне отвечал, что совершенно не помнит ничего плохого. Эффект применения лоботомии без совершения операции и не имеющий столь же плачевных результатов, таких как превращение в живую, безмозглую куклу. Врачи решили, что добились просто колоссального эффекта, однако они ошиблись. Это была лишь очередная стадия. Проблемы с памятью не были восприняты как таковые. В какой-то степени неспособность вспомнить свое жуткое прошлое могла открыть Брайану дорогу в светлое будущее, но эта стадия была слишком скоротечна, а наплыв воспоминаний, который непременно должен был случиться чуть позже, послужил катализатором, активирующим бомбу замедленного действия.
И, тем не менее, Брайан был свободен. Стены адской крепости его больше не держали. Но он остался совершенно один. Эмма Коллинз, эта милейшая женщина, видеть которую он так привык, больше не могла находиться рядом. Она цинично вышвырнула ненужного мальчишку из своей жизни, отдавая в лапы людей, которые никогда не смогут понять даже тысячной доли его души, как это удавалось Эмме. Брайан только-только научился доверять свои самые тайные мысли доктору Коллинз, готов был поделиться с ней своими планами на будущее, и, где-то в глубине души, боялся потерять ее, а она так беспощадно предала его. Бросила на произвол судьбы в совершенно незнакомом ему мире – в «Доме Джошуа».
Этот приют славился своим лояльным отношением к детям, которые имели проблемы со здоровьем, поэтому директор охотно распахнул двери своего «дома» для новоприбывшего. И, стоило признать, что в приюте персонал относился к сиротам действительно неплохо, давая детям как можно больше свободы действия. Намного больше, чем требовалось.
Брошенные родителями или осиротевшие дети могут быть очень жестоки. Особенно сложно втереться в уже существующий коллектив, где новичок является незваным гостем. Для Брайана, чувствовавшего, что его в очередной раз предали, заставить себя проявлять активность в общении с ровесниками являлось невыполнимой задачей. Несомненно, главным барьером служило отсутствие интереса: дети казались ему слишком глупыми и приземленными, а общих интересов с ними у него было не больше, чем с дождевыми червяками, безжалостно трепыхающихся на солнце после ливня. Несколько раз он имел неосторожность высказать свое мнение на этот счет, за что получил свои первые синяки на новом месте. Вид собственной крови заставил вспомнить обо всем, что ему удалось забыть: снова пронзительный женский крик, снова душное помещение, снова выпущенная из собственных рук маленькая ладонь. Воспоминания вызывали смешанные чувства: злость, обида, ненависть, желание мстить, страх…
Стадия восьмая – желание уединиться. В моменты особо сильного эмоционального потрясения он стремился остаться один на один со своим прошлым и принять свое настоящее. Добиться одиночества было не так-то просто, но это являлось необходимой частью его жизни. Он чувствовал в себе нечто необъяснимое. Темнота, которая разрасталась внутри него, овладевала его мыслями, заставляла совершать обдуманные, но совершенно аморальные поступки, которые сначала пугали, но позже – доставляли удовольствие и становились целью. Именно в приюте Брайан совершил свое первое убийство.
На заднем дворе, где детям позволяли гулять, Брайан однажды увидел кошку. Бедняга забралась во двор через маленькую дыру в заборе и приютилась у кустарников. Голод вынудил животное подать голос: требовательное мяуканье кошки было слышно лишь тому, кто хотел услышать хоть что-то еще, помимо детского визга и глупого смеха. В тот момент в Брайане впервые пробудился настоящий монстр. Он не показывал своего маниакального настроя, злости или еще чего-то в этом духе. Он вообще ничего не показывал, оставаясь холодным как внутри, так и снаружи. По сути его волновала лишь одна мысль: сможет ли он заставить кошку замолчать? И он смог.
Достать что-либо острое, будучи под надзором взрослых, было сложно, поэтому ножи и вилки оставались для Брайана недосягаемы. Когда он нашел кошку, забившуюся в углу забора, за кустарниками, он подумал, что она напоминает ему одну из тех скульптур, которые он видел в книгах. Но все скульптуры были статичны и безмолвны, и тем самым – прекрасны. Брайан помнил уроки биологии и знал, что горло является весьма чувствительной частью тела любого млекопитающего. Поэтому он просто протянул свои ледяные руки к кошке, уложил ее себе на колени, погладил, чтобы она не вздумала кусаться, и сжал пальцы на тонкой шее, покрытой шерстью. Животное беспомощно мяукало, вырвалось, царапалось, оставляя глубокие следы на коже, но Брайан не останавливался. Это лишь разжигало его интерес, вызывая странное и непривычное для него ощущение возбуждения. Он был полностью удовлетворен, когда понял, что жизнь уже давно покинула маленькое тельце. Конечно, ему хотелось бы видеть этот потухающий взгляд, который он имел удовольствие наблюдать у своей матери, но у кошек этот процесс разительно отличался и не вызывал такого же ужаса и трепета.
В приюте животные были редкими гостями, а тьма, пожирающая Брайана изнутри, требовала новых жертв. Он бы с удовольствием посмотрел, как все эти мерзкие дети, окружающие его, будут лежать без чувств на сырой земле, уткнувшись своими носами в дворовую грязь, медленно смешивающуюся с каплями крови. Будь у него чуть больше времени, он смог бы осуществить задуманное, но маленьким паршивцам повезло.
Его первые приемные родители казались очень приветливыми, когда он увидел их в приюте. Но, тем не менее, они вызывали отвращение. Алчная парочка, присматривающаяся к детям, как к кускам мяса. Из уст лились сладкие речи, а в глазах горел предательски знакомый огонь: точно также смотрели те, кто убил миссис Мозер – желающие заработать больше денег свиньи, не имеющие ничего общего с образами праведников, о которых Брайану частенько рассказывали. Все, чего хотели приемные родители – заработать деньги на мальчике. Конечно же, никто не стал предупреждать их о том, что одиннадцатилетний ребенок, которого они решили приютить, находился в психиатрической больнице и имеет весьма прискорбную историю детства. Незнание принесло свои плоды буквально через два месяца пребывания Брайана в доме семейства Армстронг. После того как исчезли миниатюрная собачка и попугай, позже обнаруженные на балконе второго этажа, семейная пара поспешила вернуть мальчишку обратно в приют, плюнув на то, что им платили неплохие деньги.
Позже было еще четыре семьи, где эти случаи повторялись, но никто из них не мог утверждать точно, что именно Брайан убивал домашних питомцев. Приемные родители всегда находили гниющие останки, но никогда не видели самого процесса убийства или хотя бы намеков на плохое отношение к животным.
- Это ты убил Мэдисон? – спрашивала дрожащим голосом мисс Грин, прикрывая ладонью нос и рот, чтобы не дать себе опустошить желудок из-за тошнотворного запаха.
- Убил? Что это значит? – недоумевал Брайан, с интересом разглядывая зловонную тушку. – Она просто лежит… Хотя… - С видом ценителя произведения искусства он выворачивал то, что осталось от лапки, и фальшиво улыбался. – Так она выглядит лучше, не правда ли?
Когда Брайана вернули в приют в пятый раз без объяснения причин, ему уже исполнилось четырнадцать. В этом возрасте он был в праве отвергать опекунов, которые хотели взять его к себе, но проблема была в том, что он больше был никому не нужен, даже за деньги. Да и ему становилось скучно проделывать одни и те же фокусы на протяжении стольких лет. В то время как его сверстники во всю испытывали влюбленность и первые порывы страсти, он предпочитал кромсать животных.
Увидев однажды целующихся и лапающих друг друга подростков, он осознал, что и среди людей есть настоящие животные. Его желание испытать иную волну возбуждения перешло на новую ступень. Это была последняя, девятая стадия – изменение сексуальной потребности. Он не испытывал особого влечения к особям противоположного пола. Мягко говоря, он вообще не чувствовал потребности в физической близости, однако любопытство заставило его провести ночь с единственной девушкой, которая казалась ему более менее вменяемой среди всей этой толпы кретинов. Он выбрал ее, потому что только она проявляла заинтересованность, любила разглядывать его рисунки и смотрела на Брайана несколько плотоядно, а порой – вдыхала запах его волос, когда думала, что он слишком занят и не замечает этого.
Физическая близость не сулила ему острых ощущений, хоть они и были в новинку, однако он понял, что легкая боль – царапины, оставленные на его спине – способна внести некое разнообразие. Но собственная боль только усиливала неукротимое желание причинить боль девчонке, под ногтями которой уже подсыхала свежая кровь.
Его руки невольно потянулись к шее, где билась тонкая жилка, и сжали ее. О, как кричала эта девушка! Ей было плевать, что ночь на дворе, а в приюте не допускают развратного поведения. Сначала она лишь стонала от обострившихся ощущений, вызванных легкой асфиксией, но, поняв, что это вовсе не шутка, завизжала, что есть мочи. Брайану просто повезло, что никто из надзирателей так и не пришел на ее крик, но довести дело до конца не дали его сверстники, влетевшие в кладовку и разукрасившие лицо Брайана яркими красками алого цвета.
Жизнь в приюте все больше походила на скучный фильм с предсказуемым финалом. Так могло продолжаться и дальше, если бы Брайан не решил все-таки открыть конверт, лежащий у него под подушкой уже многие годы. Это было письмо от Эммы Коллинз. Она отдала конверт Брайану перед тем, как он был отправлен в приют, но он так и не прочел его. Эта женщина предала его, вынудила провести столько времени в окружении идиотов, сделала его жизнь еще более невыносимой. Он не мог простить ей этого. Не мог, но, все же, решил прочесть письмо. Ничего содержательного в нем не было, однако волна ностальгии не могла обойти его стороной. Он вдруг почувствовал, что уже тогда, в свои ранние годы, он испытывал странное чувство – нечто среднее между привязанностью и обожанием. А сейчас эти чувства вновь дают о себе знать.
- Можно мне встретиться с моим лечащим врачом? – спросил однажды Брайан, протягивая листок с адресом доктора Коллинз директору приюта.
И директор согласился. Он сам немного побаивался этого странного мальчишку с вечно счастливой улыбкой на лице, в которой не было ни грамма искренности. Самостоятельно принятое решение встретиться с врачом было как нельзя кстати.
***
Брайан поправил ворот рубашки. Он чувствовал себя крайне неуютно и глупо, стоя на пороге совершенно незнакомого ему дома, но зная, что за дверью находится женщина, которая может стать его спасением – не только от приюта, но и от самого себя.
Он, с элегантностью пианиста, плавно нажал на дверной звонок. Будь у него возможность, он бы стоял здесь с букетом цветов, хоть и не понимал страсть женщин к сорванным цветам, но пришлось довольствоваться коробкой конфет с ликером, купленной по дешевке в магазине неподалеку.
Чуть погодя, замок щелкнул и дверь отворилась.
- Здравствуйте, доктор Коллинз, - приветливо улыбнулся Брайан, вглядываясь в успевшее состариться лицо Эммы. – Вы помните меня?
Следующие главы.