[morgancomyniti]

Автор:  Ice Truck Killer
Фэндом: Декстер
Название: Головоломка
Персонажи: Брайан Мозер, Лора Мозер, Декстер Морган и постепенно все-все-все
Рейтинг: R
Жанр: ангст, драма, детектив, психология, даркфик, songfic
Размер: миди
Статус: в процессе
Предупреждение: ОЖП, ОМП, насилие, смерть персонажа
Саммари: Как добродушный ребенок мог стать безжалостным маньяком? Причина - в начале. В самом начале.

Предыдущие главы.

Пазл четвертый. Сломанный изнутри.

Пазл четвертый. Сломанный изнутри.

Do you ever feel me?
Do you ever look deep down inside?
Starin' at yourself
Paralyzed...

- Ох, прости, я не ждала гостей…
- Не стоит волноваться, дом в полном порядке. И, замечу, он просто чудесен.
Брайан расположился в мягком кресле в гостиной. Спину он держал прямо, стараясь выглядеть как можно более достойно и воспитанно. Коробка принесенных с собой конфет была аккуратно положена на журнальном столике, рядом с «завалами», как изволила выразиться хозяйка дома, книг и журналов, содержащих в себе, в основном, всяческие психологические исследования. Сразу видно – зона отдыха профессионала.
Искренне не понимая чрезмерного волнения Эммы Коллинз, которая умудрилась всего лишь за несколько минут ликвидировать все, что, по ее мнению, могло сойти за беспорядок в гостиной, и поспешила унестись в неизвестном направлении – вероятно, чтобы привести себя в порядок. Но ее можно было понять: воскресное утро, растрепанные волосы, легкий халатик, не прибранные мелкие вещички вроде книг и свалившийся с неба визит пациента, которого она не видела уже много лет. Как только Брайана забрали в приют, ее попечительство не понадобилось. По крайней мере, ее в этом уверили. Директор приюта постоянно твердил, что малыш Мозер в полном порядке, но даже если понадобится помощь специалиста, то врачей хватает и без Эммы. Вот только ей так и не было суждено узнать, что она была единственным психиатром, которого мог бы подпустить к себе Брайан. И только ее он упорно продолжал называть своим лечащим врачом, на некоторое время забывая о своей обиде.
Находясь в полном одиночестве, Брайану не оставалось ничего, кроме как изучать обстановку. Гостиная напомнила ему рабочий кабинет доктора Коллинз, в котором ему довелось побывать в детстве. Конечно, вспомнить, что именно стояло в том кабинете и как это все вообще выглядело, было невозможно, но в памяти Брайана сохранились пастельные тона, используемые в обстановке помещений, которым желают придать нейтральный вид. Именно так выглядел кабинет Эммы Коллинз – нейтрально. Там было все и не было ничего. То же самое, что и эта просторная гостиная: мягкая мебель, журнальный столик, ковер с длинным ворсом и множество стеллажей, заставленных книгами, пластинками и, кое-где, фотографиями. Побороть любопытство было не так уж сложно, однако Брайану это было ни к чему, поэтому он решил лучше изучить то, что так привлекло его внимание.
Он подошел к одному из стеллажей и изучающим взглядом посмотрел на фотографию, заключенную в белую рамку. На него жизнерадостно глядел крепкого телосложения блондин в очках, обнимающий свою спутницу за талию. При виде такой идиллии Брайан почувствовал нарастающую внутри него злобу, но никак не мог понять, почему он злится: из-за того, что он больше никогда не сможет почувствовать той же семейной теплоты или же потому, что ревнует Эмму к этому незнакомцу? Указательный палец скользнул от угла рамки вбок. Еще мгновение – и рамка лежала на полке, скрывая под собой фотографию. Мозеру стоило больших усилий сдержать свою силу и не разбить тонкое стекло вдребезги, наблюдая, как мелкие осколки, усеивающие пол, поблескивают в лучах утреннего солнца.
- Брайан?
Мягкий голос отогнал наваждение, заставив развернуться и натянуть фальшивую улыбку. Он сложил руки за спиной и по-детски качнулся с пяток на носки и обратно. Взгляд опустился на чайный поднос с двумя чашками и целой горой сладостей.
- И две ложки сахара, да? – риторически поинтересовался Брайан, будто до этого разговор шел о чаепитие. – Вы помните о моем нездоровом пристрастии к сладкому, это лестно.
Вернувшись к журнальному столику, Брайан дождался, пока Эмма первая сядет на диван, и только после этого опустился в успевшее полюбиться ему кресло. Смотревшая на него женщина не имела ничего общего с домохозяйкой, открывшей ему дверь. Сейчас доктор Коллинз выглядела практически также безупречно, как это было во время ее визитов в лечебницу: собранные в аккуратный пучок волосы, едва заметный макияж, приветливая улыбка и добрый взгляд. Единственным несовпадением с образами прошлого было неброское платье: раньше Брайану доводилось видеть Эмму лишь в строгом костюме, поверх которого она накидывала медицинский халат.
- Ты так изменился… - пробормотала Эмма, с материнской нежностью глядя на своего бывшего пациента.
- О, поверьте, я и сам не понимаю, как тот милый мальчишка превратился в то, что вы видите сейчас, - засмеялся Брайан, стараясь придать своему смеху как можно больше правдоподобности. Ему не раз приходилось практиковаться в использовании наигранных эмоций и обычно никто не мог разглядеть фальши за театральным занавесом, но с мозгоправами всегда необходимо было быть начеку – не зря же им присваиваются всяческие почетные звания за умение копаться в чужих мозгах и выворачивать души наизнанку.
Хоть и казалось, что прошла целая мучительная вечность, часы отсчитали всего лишь сорок минут. Этого времени было достаточно, чтобы выяснить общую информацию во время банальных разговоров о жизни.
У Эммы уже успел появиться любящий муж, знакомство с которым произошло именно тогда, когда она переехала в Тампа (Брайан отметил про себя, что это довольно примечательная дата – год, когда его упекли в лечебницу). Дом принадлежал мистеру Торнберри – мужу Эммы, чью фамилию она не стала брать по непонятным причинам. Животных не было. Детей тоже. Скучноватое существование для супружеской пары, но Брайану это лишь играло на руку.
- Доктор Коллинз, - произнес Брайан, отставляя чашку с практически выпитым чаем на столик. Его тихий мелодичный голос потонул в тикающем звуке часового механизма. – Вы счастливы?
На долю секунды Эмма замерла в нелепой позе, не успев донести конфету из подаренной ей коробки до рта. Мгновение спустя она вернула конфету на место.
- Конечно, - ответила она, улыбнувшись. – Конечно, счастлива, Брайан.
Наигранность.
Такие моменты всегда вызывали отвращение. Он мог видеть людей насквозь, и уж тем более прекрасно знал Эмму: за годы общения его детский разум сумел сформировать четкое представление об этой женщине и сейчас он только убеждался в том, что не ошибся.
Эмма была настоящей женщиной во всех смыслах. Совершенно очевидно, что она любила детей. Но может ли женщина быть счастливой, если в 36 лет у нее нет бегающего по дому карапуза? И, вероятно, надеться на пополнение в семье было уже поздно.
Брайан испытывал по этому поводу смешанные чувства, вызванные не достаточным знанием семейного положения этой пары Торнберри - Коллинз. С одной стороны, он предполагал, что причина отсутствия детей - в самой Эмме, и ему было по-своему жаль ее. С другой стороны, в его мысли закрадывались сомнения по поводу мистера Торнберри. Дэвид (так его звали) был либо домашним тираном, близким по духу самому Брайану, монстром, не желающим даже допускать мысль о появлении мелкой машинки по производству криков и грязи, либо он был этаким мягкотелым подкаблучником, страдающим проблемами со здоровьем и не способным наполнить этот дом радостью. Вывод был прост: Брайан мог только презирать этого человека за то, что он покусился на святую для него, Брайана, женщину и не смог сделать ее счастливой.
- Почему ты это спросил? – В Эмме пробудился психиатр, пытающийся докопаться до сути.
- Я хотел убедиться, что вы счастливы. – Очередная до омерзения фальшивая улыбка, чью фальшь мог бы заметить лишь человек с такой же черной душой, как у самого Мозера. – Согласитесь, что это было бы не честно – я счастлив, а человек, который меня излечил от детских травм – нет.
- Ты и сейчас еще ребенок, - захихикала Эмма. Сейчас она выглядела, как школьница, влюбленная в своего одноклассника, с которым ей повезло остаться наедине.
- Но уже без травм, - парировал Брайан. – И ребенок был бы очень рад возможности провести следующий уик-энд с вами и вашим мужем. Если у вас нет планов, конечно же.
- О, Брайан, это замечательная идея!
И он был с этим согласен. К любому серьезному событию нужно идти маленькими шагами, и первый шаг был уже сделан. Он напомнил о себе, показал себя с лучшей стороны, аккуратно провел острым ножом по краю глубокой раны. Следующий шаг – понравиться мистеру Торнберри. Преодолев еще несколько барьеров и убедив эту пару в том, что без него их жизнь снова превратится в нудную рутину, он сможет попытаться вырваться из серых стен приюта, сбежать от душащей его реальности и почувствовать, наконец, настоящую свободу. Осуществление плана потребует много сил и времени, но итог – получение покровительства – будет того стоить.
Уже находясь у входной двери и окидывая последний взглядом широкий коридор, кусочек лестницы и небольшую часть гостиной, которые открывались взору, Брайан позволил Эмме двумя руками сжать его ладонь. Он улыбался и кивал в ответ на каждую сказанную женщиной фразу, но не вникал в смысл произнесенных ею слов. Он видел, как шевелились ее губы, как горели ее глаза, глядящие на него, и понимал, что теплота доктора Коллинз притягивает его и даже согревает. Она была ему близка, как мать, но чувства, которые он к ней испытывал, были не совсем сыновьи.
Привязанность?
Влюбленность?
Любовь?..
- Был рад повидаться с вами, - улыбнулся Брайан, открывая дверь и выбираясь на крылечко.
- Твой визит был таким неожиданным. Знала бы, устроила бы более теплый прием, - засмеялась Эмма. – О, Дэвид!
Она шире распахнула дверь, увидев подъехавшую машину мужа. Мистер Торнберри вышел на улицу, захватил из багажника огромные пакеты, наполненные продуктами, и засеменил к дому.
- Дорогая, придержи дверь, - пропыхтел он.
Брайан тут же сориентировался. Вторая версия, которую он примерял к Дэвиду Торнберри, оказалась верной: мужчина оказался любящим мужем, но его мягкосердечность губила не только его, но и его супругу.
- Давайте я помогу, - произнес Брайан, подскочив к Дэвиду.
- Спасибо, ковбой! – улыбнулся Торнберри и передал один пакет мальчишке. – Наш новый сосед?
- Хотелось бы, - улыбнулся Брайан, поднимаясь по ступенькам, - но…
- Дэвид, этот прелестный юноша – мой бывший пациент, - сказал Эмма, забирая пакет у Брайана, когда тот поднялся. – Спасибо.
Дэвид остановился у двери и с большим трудом высвободил руку, чтобы протянуть ее мальчику.
- Дэвид Торнберри.
- Брайан Мозер, очень приятно, сэр.
- А я-то думал, пациенты моей жены должны быть «с приветом», - рассмеялся мужчина.
- Дэвид, - укоризненно произнесла Эмма.
- Боюсь разочаровать, но моя клиническая нормальность никак не хочет вылечиваться, - наигранно виновато отозвался Брайан.
- Ха-ха! Мне нравится этот парень! Ты заходи, заходи.
- О, нет-нет, мне уже пора.
Брайан в последний раз улыбнулся и, отвернувшись, зашагал к дороге. Как только дверь за его спиной захлопнулась, улыбка спала с лица. Его буквально начинало тошнить от Дэвида Торнберри. Чрезмерно жизнерадостный, мягкотелый подкаблучник, пытающийся угодить каждому, кто встретится ему – будь то хороший друг или же просто незнакомец.
Свернув за угол того самого магазина, в котором была куплена коробка конфет, Брайан остановился. Под ногами хрустнуло разбитое стекло. Он прислонился к стене, закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, считая про себя до десяти, как ему постоянно советовали делать, если он чувствовал, как выходит из себя и начинает терять контроль. Но это не помогало. Воздуха все равно было недостаточно.
Ему хотелось вернуться в дом Эммы и на ее глазах придушить Дэвида Торнберри. Он хотел показать, что ее нынешний супруг не достоин того, чтобы быть рядом с ней. Он хотел заменить его не как муж, но как сын, которому нужно абсолютно все внимание мисс Коллинз.
Он расстегнул пару пуговиц рубашки. Бесполезно. Воздух вокруг будто бы накалялся, обжигая кожу, просачивался сквозь нее и лавой растекался по жилам.
Откуда взялось это наваждение? Брайан не мог понять. Ведь дело было вовсе не в Эмме. Он лишь оправдывался перед самим привязанностью к ней. Но монстр, которым он стал, не мог терзать себя лишь из-за столь банальной для обычных людей вещи, как привязанность. Было нечто иное. То, что пульсировало в его мыслях, также как пульсировала сейчас кровь в висках.
Он со злостью пнул мусорный контейнер, находившийся в нескольких шагах от него. Железо задребезжало. Из контейнера, возмущенно мяукнув, выскочил кот и сразу поспешил убраться подальше от теперь уже небезопасного места.
Головная боль стала острее. Перед глазами все поплыло.
Брайан обхватил голову руками и, зажмурившись, сполз вниз по стене.
Воспоминания мелькали в голове подобно кадрам из старого фильма. Слова холод железа. Слова мерзкий звук работающего мотора. Слова кровь, заливающая ржавый пол. Снова насмешливый мужской голос и сигаретный дым…
- Эй, оглох, что ли?
Учуяв запах сигаретного дыма, Брайан открыл глаза. Из-за задней двери магазина выглядывал толстяк, зажимающий зубами сигарету. Судя по форме, он работал в этом месте.
- Чего шумишь? Если еду ищешь, так могу тебе прямо сказать – вали-ка ты отсюда.
Толстяк уже успел выйти на крыльцо. Он все говорил и говорил, пытаясь придать своему голосу угрожающий тон.
Брайан не успел заметить, когда взял один из осколков, валяющихся рядом. Он медленно поднимался, сверля взглядом толстяка. Пальцы все крепче сжимали осколок, болезненно вонзающийся в кожу. Эта легкая боль только подстегивала его.
- Что ты на меня уставился? – усмехнулся толстяк, вызывающе глядя на подростка. – Беги к мамочке, пусть подгузники тебе поменяет.
Склонив голову набок, Брайан улыбнулся. Еще мгновение – и он готов был броситься к мужчине и полоснуть осколком по его шее.
Стекло под ногами вновь едва заметно хрустнуло.
- Майк, хватит прохлаждаться! Быстро за работу!
- Черт возьми, - тихо выругался толстяк, услышав приказной тон женского голоса из магазина, и тут же поспешил вернуться на свое рабочее место.
Прежде чем продолжить свой путь до приюта, еще какое-то время Брайан так и стоял неподвижно, сжимая осколок в руке. Теперь ему стало ясно, что дело было вовсе не в Эмме или Дэвиде. Дело было в крови, текущей в жилах людей. И он мечтал о том, чтобы вновь умыть ей свои руки. Только теперь правила игры изменились: он больше не собирался довольствоваться остатками чужой работы; он сам станет палачом.

Пазл пятый. Вкус предательства.

Пазл пятый. Вкус предательства.

Let me strip the plain, let me not give in.
Free me of your life, inside my heart dies.
Your dreams never achieved, don't lay that shit on me.
Let me live my life!

- «Так сколь же мучительно было мое горе, когда несколько лет спустя я увидел, как мои окрыленные надежды безвозвратно улетели прочь. Без Лигейи я был лишь ребенком, ощупью бродящим во тьме».
- Потрясающие строки!
Брайан закрыл записную книжку, большая часть которых была исписана цитатами из произведений Эдгара По, и с улыбкой взглянул на свою одногруппницу – симпатичную рыжеволосую девушку с точеной фигурой. Ее звали Марджори Ганьон. Каждый раз, когда она слушала Мозера, ее глаза сверкали энтузиазмом, а пухленькие розовые губки подрагивали в едва уловимой улыбке. Многие считали ее не достойной учебы в университете Париж I Пантеон-Сорбонна лишь из-за вычурного внешнего вида, но глупой ее нельзя было назвать. Брайан не обращал внимания на стереотипы и прекрасно видел, что эта девушка достаточно умна для того, чтобы с упоением слушать строки великого писателя и восхищаться его талантом.
Впервые он увидел Марджори через неделю после поступления в Сорбонну. Тогда он еще не особо хорошо знал французский язык, но решение переехать во Францию принял с огромной охотой. Брайан прекрасно помнил свой восемнадцатый день рождения, который он встретил, будучи усыновленным Эммой Коллинз и Дэвидом Торнберри. Ему потребовалось немало усилий, чтобы убедить семейную пару усыновить подростка, да еще и с таким ужасным прошлым. Но, несмотря на возраст, Брайан обладал невероятной силой убеждения, умел находить подходы к любому человеку, на подсознательном уровне чувствовал все рычажки, которые следовало опускать, чтобы управлять другими. Его не могла раскусить даже сама Эмма, хоть и знала его лучше, чем кого-либо из своих пациентов. По сути, искусно дергать за ниточки своих живых кукол Брайан сумел научиться именно благодаря ей.
Шел третий год его благополучного пребывания в семье Торнберри-Коллинз, когда Дэвиду предложили работу во Франции. О переезде Брайану сообщили в день его рождения в качестве подарка. Протестовать он просто не имел права: не потому, что его держали в строгих рамках, но потому, что ему самому было необходимо новое поле для действий, и поле это должно было быть достаточно большим. Тампа был уже слишком тесен для Брайана. Этот город буквально душил его, напоминал об утратах и пережитом кошмаре. Он больше не мог терпеть тихого монстра, коим постепенно становился младший Мозер. Другое дело – Париж. Новый город, новые цели, новый шаг на пути к самосовершенствованию.
С выбором университета проблем не возникло – сразу было ясно, что Сорбонна является лучшим местом, в котором можно изучать так называемое изящное искусство. Живопись, скульптура, архитектура – именно то, что всегда было интересно Брайану. Конечно же, в скульптуре он был наиболее преуспевающим учеником. Он яро интересовался строением человеческого тела, прикрывая свой не совсем здоровый интерес банальным желанием в один прекрасный день создать великое творение. И сложно было ему не верить. Он втирался в доверие практически всем, кто разговаривал с ним хотя бы раз. Для окружающих Брайан Мозер был верхом целеустремленности и интеллектуального развития. Казалось, что никто не видел в нем ни единого изъяна, но именно это заставляло отдельных личностей сомневаться в нем. Всегда приветливый и отзывчивый, терпеливый и покладистый, веселый и интересный. Он с завидным изяществом умудрялся сглаживать любой нарастающий конфликт, поэтому врагов у него не было: опыт, когда-то полученный в приюте, показал ему, что недоброжелателей заводить не следовало.
В конечном счете, к третьему году обучения вокруг Брайана сформировался круг обожателей. Конечно, девушек в этом кругу было больше, чем парней, но и те и другие с одинаковым самозабвением прислушивались ко всему, что говорил Брайан, делали то, что он мягко требовал от них, и сами не замечали, как становились игрушками в его руках. Но несмотря ни на что, среди целой толпы поклонников Брайан выделял именно Марджори Ганьон. Она была самой преданной и послушной. Больше двух лет она вилась вокруг него, ясно показывая свое желание стать кем-то большим, чем просто подругой. Но в этом плане Брайана она не интересовала. Было много девушек, с которыми Брайан мог позволить себе поразвлечься, но такие случаи были не слишком частыми и спланированными до мелочей, хоть и казались спонтанными. У него не было проблем со здоровьем, но он был слишком увлечен учебой и поиском собственного стиля убийств. С тех пор, как он несколько раз порывался разрезать кого-нибудь на кусочки, прошло достаточно времени, но каждый раз ему удавалось себя сдерживать. Дело было отнюдь не в гуманности или страхе быть наказанным. Все вертелось лишь вокруг стиля. Брайан был скульптором, художником, безумным гением. Даже в первый раз все должно было пройти идеально. Такой результат требовал тщательной подготовки, которой Брайан и занимался. Он мысленно прорабатывал множество вариантов лишения человека жизни, зарисовывал свои мысли и сжигал неудачные умозаключения. В готическом романтизме, который так нравился Брайану, писатели придерживались мнения, что в глазах человека заключается отражение самой жизни. И хоть он был в некоторой степени согласен с этим, ему казалось не самой лучшей затеей вырезать глаза жертве, чтобы почувствовать жизнь. Достаточно было лишь смотреть, как постепенно яркий огонек потухает во взгляде по мере того, как тонкое лезвие ножа плавно скользит по плоти. А выбор той самой жертвы и вовсе был самым сложным во всем этом процессе.
- Может, сегодня к тебе? – Марджори украдкой взглянула на Брайана.
Весна только-только вступила в свои владения, поэтому воздух в этой аллее перед университетом все еще был достаточно холодным. Это было особенно заметно для того, кто большую часть жизни провел в городах, которые не знали, что значит настоящая зима. Но Брайану нравилось чувствовать прохладу на своей коже. Он любил холод, несмотря на то, что организм частенько подводил его – простуда, сопровождаемая ознобом и болью в горле, досаждала ему каждую зиму по несколько раз.
- Это не лучшая идея, - отозвался Брайан, закинув в рот ментоловый леденец. Лакомство, которое многие считали более чем невкусным, он всегда носил с собой и употреблял его в немыслимых количествах, ссылаясь на то, что это помогает ему унимать боль в горле.
- Послушай, - чуть обиженно произнесла Марджори, остановившись, - я знаю, что у тебя есть какой-то пунктик по поводу того, что к себе домой ты никогда и никого не приглашаешь, но почему бы хоть раз не сделать исключение? – Она перевела дух и сдула упавшую на лицо прядку волос. – Считай это банальным любопытством.
Брайан мягко улыбнулся.
- Я не договорил, - ответил он своим бархатным, привычно спокойным и тихим голосом. – Мне нужно зайти к профессору Бенуа и обсудить с ним один… проект.
- Проект? – Марджори скептически приподняла бровь. – И мне ты о нем не расскажешь, так?
Брайан провел рукой по волосам девушки и едва ощутимо коснулся губами ее лба, не подразумевая этим жестом ничего, кроме дружественного настроя – Марджори прекрасно это понимала.
- Встретимся завтра у меня.
Сказав это, Брайан отправился в здание Сорбонны. Краем глаза он заметил, как Марджори повеселела, но его этот факт не особо волновал. Он был сосредоточен на новой цели – кабинет профессора Нила Бенуа, крупного специалиста в проблематике психических отклонений. Брайан уважал этого человека за его знания, но презирал его за утраченный интерес к новым случаям в практике. Бенуа был настолько занят преподаванием и разжевыванием одного и того же материала студентам, что ему просто не хватало времени замечать даже самые очевидные отклонения в поведении своих учеников. Впрочем, Брайану это было даже на руку.
- Профессор Бенуа?
Постучавшись, Брайан зашел в кабинет.
- Да-да? – послышался голос профессора откуда-то из-за гор бумаг на столе.
- Брайан Мозер. Мы договаривались о…
- Ах, да! Проходите, присаживайтесь.
Бенуа выкарабкался из-под завалов и засеменил к Брайану. Нил Бенуа был небольшого роста, плотного телосложения; травма, которую он получил в автоаварии, давала о себе знать – он заметно прихрамывал; густые усы и большие очки придавали ему вид на редкость добродушного человека, коим он на самом деле и являлся. Профессор уселся напротив Брайана, не забыв при этом прихватить свою папку с непроверенными работами студентов. Он упорно пытался уделять все свое внимание Мозеру, но взгляд его то и дело невзначай падал на папку, лежащую на пухлых коленях.
- Итак, о чем вы хотели меня спросить?
- Я работаю над исследованием одной проблемы, и хотелось бы задавать вам несколько вопросов.
- Что же это за проблема?
- Суицид.
Улыбка сползла с лица Бенуа. До этого момента он уже готов был практически отключиться от беседы и погрузиться в свою незаконченную работу, но, услышав ответ Брайана, он закрыл папку, даже не успев ее полностью открыть. Поправив очки, он несколько обеспокоенно посмотрел на сидящего перед ним студента.
- Профессор, это всего лишь исследование, - улыбнулся Брайан, желая прервать неловкое молчание. Но, не увидев никакой смены настроения Бенуа, тоже посерьезнел. – Знаете, эта тема важна для меня. Несколько лет назад в моей семье произошел ужасный случай, который до сих пор мучает не только меня, но и моих родителей.
Бенуа выглядел заинтересовавшимся, а, значит, проглотил наживку.
- Мой дядя, он… - продолжал Брайан, изо всех сил пытаясь изобразить скорбь, - повесился. По крайней мере, так решила полиция. Но я уверен, что у него не было ни малейших причин лишать себя жизни.
- Мне очень жаль, - произнес Бенуа, промокнув платочком выступивший на лбу пот.
Брайан кивнул. Все, что он говорил, было ложью. Для каждого человека в его окружении у него была отдельная история, не имевшая ничего общего с его настоящей жизнью. Порой он и сам не понимал, где настоящий Брайан Мозер. Притворяться было его призванием и, своего рода, вынужденным хобби. В противном случае, его бы давным-давно снова запрятали в лечебницу. Кому нужен психопат под боком? Поэтому и приходилось надевать маску, чтобы люди могли видеть лишь то, что им можно было видеть. Маска эта напоминала театральную маску трагикомедии: радоваться, когда радуются все; грустить, когда грустят все. И ни одной настоящей эмоции на людях.
- Отсюда и вытекает вопрос, который я хотел задать вам. Возможно ли имитировать самоубийство через повешенье?
Бенуа все еще был напряжен и колебался с ответом. Брайан вздохнул и протянул мужчине папку с документами.
- Я действительно собираю доказательства того, что моего дядю убили. Но сейчас у меня недостаточно доказательств, чтобы можно было подать в суд.
Брайан знал, что профессор Бенуа не был силен в юриспруденции: он заранее позаботился о том, чтобы быть в это уверенным, ни единожды во время занятий задавая ему вопросы, требующие знаний в данной области, и ответов ему практически никогда не удавалось услышать. Стоило ли удивляться тому, что Бенуа не распознал поддельных документов и справок в посвященных несуществующему дяде бумагах, что предоставил ему для ознакомления Брайан.
- Что ж, - сказал Нил, возвращая папку владельцу. – Имитировать самоубийство, несомненно, можно.
Их беседа длилась намного дольше, чем любой из них мог бы предположить. Обсуждение столь серьезной темы перекликалось с философскими рассуждениями, а для разрядки обстановки изредка звучали шутки. Брайан изначально чувствовал себя уверенно и раскрепощенно. Профессор Бенуа лишь к середине беседы перестал сомневаться, а к концу – готов был выдать Мозеру все, что он знал вплоть до подробных описаний интересующих его ученика процессов. Было очевидно, что собеседники друг другу вполне импонировали. Они были похожи на старых приятелей, занимающихся редкими исследованиями, которые встретились спустя десятки лет, чтобы обсудить последние новости в мире науки.
Если бы кто-либо знал обо всем, что творилось в мыслях Брайана, он только и мог бы ломать голову над единственным вопросом – зачем все это? Для Брайана это являлось важнейшим экспериментом на данном этапе его жизни. Совсем юное создание, превращающее самого себя в чудовище испытанием своих возможностей. Брайан знал, что может убить человека, но не знал, как именно ему следует сделать это в первый раз. В теории всегда все выглядит иначе, чем есть на самом деле, но она была необходима. Хотя в данном случае теория об имитировании самоубийства ничем не помогла. Она была слишком скучной и простой, в ней не было ничего изысканного и уникального. Совершенно не тот стиль, который подыскивал себе Брайан.
Уже попрощавшись с профессором и собираясь уходить, Брайан вдруг остановился у двери. Он заметил любопытную картину, висевшую рядом с выходом. Нет, даже серию картин. Все они были частью одного изображения – лежащей женщины, вытянувшейся вдоль всех холстов, подобно кошке, - но рамки делили одно целое на четыре части: руки, голова и грудь, живот и бедра, ноги. Четкими линиями отделенные друг от друга составляющие, казалось, жили своей собственной жизнью, но, все же, не могли существовать друг без друга.
- Что-то не так, Брайан? – послышался голос Бенуа.
- Нет-нет, - отозвался Брайан, не оборачиваясь, и лицо его озарила улыбка. – До свидания, профессор.
Вдохновение нашлось там, где его и не собирались искать. Покинув кабинет, Брайан остался доволен тем, что потратил несколько часов на бессмысленный треп, но, в конечном счете, сумел найти искомое. Простая картина натолкнула его на совершенно безумные мысли и, одновременно с этим, заставила вспомнить свое прошлое. Лора Мозер, расчлененная на глазах у ее сыновей. Много крови и неаккуратно разрубленное на части тело. Если еще несколько лет назад эта картина заставляла Брайана ненавидеть весь мир и желать прикончить тех, кто лишил его матери столь зверским способом, то сейчас все его мысли были заняты оценкой работы преступников и поисками исправления недочетов. Разбрызганная повсюду кровь выглядела не эстетично, но как избежать кровопотери жертв и превратить жестокое убийство в произведение искусства? Над этим вопросом Брайан думал вплоть до того момента, как оказался возле своего дома.
Он всегда заходил в дом незаметно. Иной раз он своим внезапным появлением на кухне мог напугать Эмму до смерти. Такое умение подкрадываться всегда заметно раздражало Дэвида и неспроста. Брайан всегда умудрялся появляться в самые неподходящие для супружеской пары моменты ссор, которые за последний год заметно участились. Сейчас был именно такой момент.
- Да он же манипулирует тобой, как ты не можешь этого уяснить! – донесся голос Дэвида с кухни. Брайан подошел ближе, чтобы лучше слышать разговор, и прислонился плечом к стене.
- Перестань так говорить, он не заслужил такого в свой адрес, - возразила Эмма. – Дэвид, он же наш…
- Сын? Ты смеешься? Да он же делает все, чтобы разлучить нас!
Последовало молчание. Брайан понял, что Эмма не знала, как на это ответить, а, значит, была вполне согласна.
Он действительно пытался внести в эту семью как можно больше раздоров. Дэвид ему никогда не нравился, и это было взаимно. Бесхребетное создание, коим считал мужчину Брайан, не был достойным кандидатом на роль мужа миссис Коллинз. Единственное, что он ценил в Дэвиде – знание медицины. Мистер Торнберри был хирургом от Бога, как говорится, и у него было чему поучиться. А Эмма… Эта женщина стала точкой соприкосновения интересов двух ненавидящих друг друга мужчин. Все, чего хотел Дэвид – избавиться от приемыша и вернуться к нормальной жизни со своей супругой. Все, чего хотел Брайан – уничтожить хирурга морально и заставить его отказаться от Эммы. Пока что все шло, как по маслу.
- Я знаю, - вдруг произнесла Эмма тихим голосом. – Но ты всегда будешь на первом месте, что бы ни случилось. Дэвид, ты мне нужен. Я не смогу жить без тебя. Просто… Брайану все еще необходима моя помощь, ты же сам все прекрасно видишь. Он болен, и я не могу бросить его вот так, не добившись ничего.
Ладонь уперлась в стену. Пальцы сжались в кулак. Брайан закрыл глаза и принялся мысленно считать до десяти, выравнивая дыхание. Злая шутка организма – всеми силами стараешься скрыть эмоции, но сбившееся дыхание может выдать тебя с потрохами.
Пунктик по поводу сдержанности был важной и необходимой частью дрессировки той темной сущности, которая могла совершить множество ошибок, стоило ей только дать волю.
Вывести Брайана из себя мог далеко не каждый. Это должен был быть близкий человек, способный задеть его чувства, способный предать. В глубине души, где-то очень глубоко, так глубоко, что и не подкопаться, жил чересчур ранимый малыш Байни. Вместе с ним жили детские обиды и страхи, преследовавшие его. Обиды были до банальности смешны, но именно самые простые вещи, порой, заставляли чувствовать себя брошенным и обманутым. Таким Брайана сделали его приемные родители. Все это напыщенное внимание, попытки баловать, воображаемая любовь, в которую со временем поверила даже сама семейная пара. Но за мишурой скрывались лишь пустые слова, огромная черная дыра, безысходность и взаимная ненависть. Одного «нет» было достаточно для того, чтобы поглощенная темнотой часть подсознания ликующе прокричала «да», позволяя совсем еще мальчишке убрать все свои барьеры и ступить на путь саморазрушения. Хаос превратился в порядок, но никто не предавал значения тому, что порядок этот прямо противоположен нормальному восприятию людей.
Как только Брайан досчитал до десяти, наваждение стало поглощать все человеческое, что только могло быть в нем. Чувства, эмоции – все плавно исчезало за гранью реальности. Оставалось лишь жестокое желание, отражающее в себе отвратительную сущность. Желание убивать. Ему хотелось зайти на кухню, схватить первый попавшийся под руку острый предмет и воткнуть его в глаз Дэвиду, прокрутить хорошенько, чтобы кровь брызнула на его собственное лицо, а после – ударять в грудь острием, наслаждаясь предсмертным хрипом, потрошить брюхо мерзавца, посмевшего встать у него на пути, превращать бездыханное тело в кровавое месиво, пока самому тошно не станет.
Но вместо этого Брайан решил просто уйти. Он даже не стал хлопать входной дверью так, чтобы стекла разбились, хотя сдержаться было невероятно трудно. На улице уже стемнело. Близилась ночь – самое время для монстров, блуждающих по закоулкам и жаждущим крови. Брайан не собирался возвращаться домой. Теперь он начал сомневаться в том, что кто-либо вообще в состоянии заметить его исчезновение.
Неспешным шагом он дошел до парка и опустился на ближайшую ко входу скамейку. Где-то вдалеке слышались возгласы нетрезвой компании, а на соседней скамейке похрапывал бродяга. Запрокинув голову назад, Брайан вглядывался в небо, где одна за другой появлялись звезды. Чем больше становилось звезд, тем отчетливей он видел в их скоплениях самые отвратительные сцены из своих больных фантазий.
Вибрация мобильного телефона заставила его отвлечься от созерцания неба.
- Марджори?
- Не ожидал? – послышался задорный голос на другом конце. – Я просто подумала, что ты вроде бы пригласил меня к себе, а адрес твой я так и не знаю. Поделишься?
- Не самое подходящее время для этого, - ответил Брайан. Он сам поразился, насколько по-настоящему расстроенно прозвучал его голос.
- Что случилось? – тон Марджори тут же сменился с игривого на серьезный.
Несколько секунд Брайан молчал, но девушка не торопила его.
- Они снова поссорились, - наконец ответил он, - из-за меня.
По дороге, находящейся в двух десятках ярдов от парка, пронеслась пожарная машина, возвещая о своем движении сиреной.
- Что это? Ты не дома? – спросила Марджори, услышав звук сирена. – Ох, Брайан… Прошу тебя, приходи ко мне. Я не хочу, чтобы ты всю ночь проторчал на улице.
Ничего не ответив, Брайан повесил трубку. Приглашение оказалось весьма кстати, поэтому колебаться не пришлось, и уже спустя полчаса он был в комнате Марджори. Девушка явно чувствовала себя очень неловко: ночь, у нее на кровати сидит объект вожделения, а сама она в одной лишь весьма откровенной пижаме.
- Хочешь выговориться? – поинтересовалась она неуверенно. – Я умею слушать и хранить секреты.
- Я похож на человека, нуждающегося в излиянии души? – улыбнулся Брайан. Он вел себя точно так же как и всегда – в меру сдержанно, приветливо и непринужденно.
- Нет… - согласилась Марджори, отводя взгляд в сторону и заправляя рыжую прядь за ухо. – От тебя снова пахнет ментолом.
- Тебе не нравится?
- Я этого не говорила!
Девушка запротестовала чересчур активно. Она и сама это заметила, поэтому на щеках ее появился стыдливый румянец. Брайан приподнял ее лицо за подбородок и заглянул ей в глаза.
- Мы знакомы несколько лет, а ты до сих пор дрожишь от страха оставаться со мной в такой обстановке.
- Я не от страха дрожу… - пробормотала Марджори и подалась вперед, коснувшись поцелуем губ ее обожаемого друга.
Брайан не стал ее отталкивать. Она давно этого ждала, а ему было необходимо расслабиться. Он не спеша принялся избавляться от одежды девушки, а затем и своей. Последовательность и размеренность действий были необходимой частью. Ему доставляло удовольствие тянуть резину, зная, что это заставляет их обоих сгорать от нетерпения. Грубость, чередуемая с нежностью, всегда добавляла пикантности, поэтому Брайан не стеснялся по-хозяйски сжимать рыжие волосы в кулаке. Он повалил Марджори на кровать. При холодном свете настольной лампы ее кожа казалась невероятно бледной. Брайан коснулся губами обнаженного плеча. Ладонь скользнула по бедру. Еще один поцелуй, чуть выше, ближе к жилке на шее. Пальцы пробежались по плоскому животику. Горячий поцелуй, след от которого еще дней пять будет сиять на шее. Рука двинулась выше, пальцы вскользь дотронулись до груди. Выше. Выше. Это происходило машинально. Рука сама тянулась к шее, желая сдавить ее, перекрыть доступ к кислороду, заставить его прекрасную жертву биться под ним, цепляясь за жизнь. Возбуждение от предвкушения убийства превращалось в агонию. Агония становилась жалким страхом, в котором он всегда обвинял слабаков. Выставленные прежде барьеры оказывались сломанными, а значит единственная, кого Брайан не хотел увидеть лежащей хладным трупом, становилась самой доступной мишенью. Безумие кричало: «она так близко, они беззащитна, так чего ты медлишь?» Но небольшая доля здравого смысла вместе с бешенным биением сердца заставляли одуматься и не выкапывать самому себе яму.
Его пальцы так и не сомкнулись на шее девушки. Стоило не малых усилий перебороть себя, но не Марджори должна была стать его первой жертвой. Поиски этой жертвы закончились около часа назад. Доктор Эмма Коллинз сама выбрала свою судьбу. Она должна была в полной мере заплатить за свое предательство.